Из воспоминаний сына "врага народа"

                         Дожившими, как говорится, до седин

«Я был тогда совсем юнцом,
Когда народ против царя поднялся.
Был восхищён своим отцом,
Который в революцию подался.

В защитной гимнастёрке с портупеей
И в кобуре на поясе наган.
И право убивать врагов имеет.
Такой вот документ ему Ревкомом дан.

«Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим.
Кто был ничем, тот станет всем».

И набралось таких немало,
Кто мир насилья разрушал.
А как построить новый без насилия,
Как оказалось, он не знал.

За что он должен убивать соседа?
Что кто-то кулаком его назвал?
В нужду, в лихое время, в бедах
Сосед всегда нам выжить помогал.

Отец пошёл на грех - предупредил соседа,
Что если хочет жизнь он сохранить
Себе, жене и детям, срочно пусть уедет
Иль, коли выживет, в Сибири будет жить.

Сосед послушался. Покинул ночью хутор,
А дом и двор, скот выпустив, поджог.
Что он ушёл, схватились только утром
И стали выяснять, кто в том ему помог.

Приехала комиссия с района
С подсказки чьей-то комитетчик все прознал
И, обвинив отца при всех «врагом народа»,
Его он тут же принародно расстрелял.

Вот так мы без отца в один момент остались
«Семья врага народа», без друзей,
Которые средь прочих затерялись,
Пытаясь уберечь себя, своих детей.

А нам не больше суток дали, чтоб собраться
Взять миски, ложки, вещи потеплей
Чтоб до вокзала на телеге всем добраться,
Мать и четверо её детей.

И, оказалось, в дальнюю дорогу
Таких телег собрался караван.
И все с клеймом «семья врага народа»
И все в Сибирь, на поселенья, в глушь, в туман.

Энкавэдешники телеги охраняли,
Чтобы никто не мог с них спрыгнуть иль сбежать,
А кто пытался - плёткою хлестали,
А при второй попытке обещали расстрелять.

А дальше товарняк и на полу солома,
В одном углу - открытый туалет.
И старики, и женщины и дети,
И, слава Богу, мужиков в нём нет.

Закрыты мужики в другом вагоне,
Жён и детей своих лишь смогут увидать,
Когда состав замрёт на перегоне
И двери отворят, чтоб подышать .

Так до Сибири двигались недели,
На стыках рельс неспешный стук колёс.
Харчи домашние уже давно подъели,
Солома в ход пошла под привкус материнских слёз.

Уже в углу растёт гора из трупов,
На остановках крики матерей,
От горя обезумевших как будто:
«Захоронить нам дайте, сволочи, детей!»

Пока состав стоит, ров быстро откопают
С соседнего вагона мужики.
Не больше двух к лопатам подпускают,
Хоть на винтовках взведены курки.

И мужики же вынесут все трупы
Уложат в ров, а сверху холст, земля.
Крест один на всех закопанной здесь группы
А на приколотой бумажке - имя и фамилия.

Вот и станция последняя состава.
Дальше снова пересадка на подводы.
Подвод как будто больше стало
Потому как меньше прибыло народа.

На одной полно. С трудом все чуть вмещаются.
На другой - лишь двое. Так не полагается.
Энкавэдэшникам начальству надо показать,
Что на подводах всех не менее, чем пять.

Они детей одной семьи хватают
И на подводу, мало где, сажают
При посадке снова слёзы, вопли.
По щекам детей размазанные сопли.

Матери в детей вцепились, не пускают,
Охранник рвёт из рук и плёткою стегает.
Два мужика рванулись на подмогу.
Их тут же пристрелили. И - в дорогу.

Захоронить по-божески не дали,
И все притихли. Больше не стреляли.

Дорога лесная в ухабах да ямах
То кружит петлёй , то движется прямо.
Дорога идёт между мощных стволов.
День уж к закату клониться готов.

Обоз подошёл к просторной поляне
И замер. Извозчик вдруг обращается к маме:
Сквозь зубы цедя:«Сымайте пожитки
И стройтесь, кулацкие недобитки».

Видать перепутал с «врагами народа»
Да Бог с ним! Мы сняли пожитки с подводы.
А где ж поселение? Все озирались.
Но, как оказалось, зря мы старались.

Шеренгой построили нас, объявили:
«Вот вам свобода! Чтоб вы так жили.
Тайга на сотни вёрст простирается,
Никто вас ловить не собирается.

А если поймают - на себя пеняйте.
Стройте жильё, еду добывайте.
Никто вас здесь не будет кормить.
Жить захотите - будете жить».

Закончив речь такими словами,
Охрана ушла. Мы остались сами.

Мужиков средь толпы оказалось немало.
«Строить землянки» - решили сначала.

Подростков за хворостом разослать,
Да между собою связь держать,
Чтобы в тайге не заблудиться
И от зверя уйти, если случится
Встретится вдруг ненароком с ним.
Костры разожжём, а там поглядим.
Тем , кому это удобно.
Посмотрите вокруг, поищите съедобное.

Те, у кого есть детишки малые -
Занимайтесь ими, как в дни бывалые.
Укутайте так, чтоб было тепло.
Надвигается ночь. Может быть холодно.

Все сразу вдруг оказались при деле
И помогли себе, как сумели.
Определили сразу старших
И порешили: слушаться их.

Посчитали, сколько всех душ,
Кто здоровее, а кто не дюж,
Кому какая удобна работа,
Кто будет добытчик: рыбалка, охота,
Орехи, ягоды, грибы,
Только если уверены,
Что грибы это точно съедобные.
Собирайте и травы, к леченью пригодные.

(Большая река оказалась рядом,
Чему были все несказано рады).

Придётся лес валить и строгать.
Кто взял инструмент - лучше собрать,
И показать уменье своё -
Строить придётся себе же жильё.

И обсудив всё, порешили так:
Один для всех построить барак.

С землянки начали в первый день.
Копали, про усталь забыв и про лень.

Сменяя друг друга, мужики копали
Двумя лопатами, которые украли,
Копая ров и засыпая трупы.
Куда как кстати пригодились как будто.

В общем, первый день зря не прошёл.
Каждый себе дело нашёл
И определился на перспективу.
Главное - выжить. Пока - не до жиру.

Дня через два охрана прискакала
От мала до велика всех переписала:
Год рожденья, как зовут.
Решено поселение строить тут.

После того, как построим своё,
Для вновь прибывающих станем строить жильё.
Привезут инструмент, провиант и одежды,
Сплавлять будем лес. Появилась надежда
Жизнь обустроить, чтоб школа, детсад.
Будет работа - подкинут деньжат.

Всё ещё может быть обустроится.
На хорошее надо настроиться.
Жильё появится, как у людей,
Для своих растущих семей.

Инструмент, провиант и одежду нам дали
Без денег пока, как бы в долг прописали.
Даже охотничье дали ружьё.
Очень сгодилось. Жаль, что одно.

За две недели барак мы собрали,
А до того, кто в землянках спали,
Кто коротали ночь у костров,
Прикрываясь кто чем от росы и ветров.

Однажды лагерь поднялся от крика
Дикого, страшного, леденящего.
Парень проснулся от прикосновения
Медведя огромного, над ним стоящего.

Сам медведь сильно был озадачен
Такой реакцией существа лежащего
И крика, поднявшего лагерь, тем паче
Кто-то с ружьём бежал на стоящего.

Медведь не спеша, соблюдая достоинство,
Подался в тайгу и исчез меж стволов.
Ему наплевать было, видно, на воинство,
Но народ стал к визитам таким готов.

Двух назначать стали на ночь дежурными,
Жаль, что только с одним ружьём.
Кроме медведя опасны и люди
Из вновь появившихся здесь потом.

Судьба свела народ здесь разный,
Очень схожий может в одном
Власть их назвала врагами народа.
Значит, и власть для них стала врагом.

Кто-то с этим никак не смирился
И только удобного случая ждал.
И, как случай однажды такой появился,
Напал на дежурного и бежал.

Дежурный лежал с перерезанным горлом,
Исчез и тулупчик его и ружьё.
Кровь в землю впиталась и стала чёрной.
Времени, видно, уж много прошло.

Подняли на ноги сразу охрану,
Была у кого-то, видимо, связь.
Но охрана в лагерь пока добиралась,
Да пока за дело взялась.

Пока взвод охранников снарядили
И пока прочесали тайгу,
Убийца ушёл. Мы потом говорили:
«Раз он ушёл, то и я смогу» .

Между собой мы тоже гадали:
Как же так, при охране такой
И собаках, что след сразу взяли,
Его не поймали. Ушёл стороной.

Но след не то, чтобы затерялся,
А привёл охрану прямо к воде,
И сразу каждый из них догадался:
Ушёл не в тайгу, а уплыл на бревне.

Река в этом месте была глубокой
И быстро неслась между двух берегов.
И поселение строить надумали
Для пилки леса и спуска плотов.

Отдельные брёвна, скатившись в воду,
Другой раз не успевали принять,
Чтобы зачалить. И «враг народа»
Махнёт рукой. Пусть плывёт. Плевать.

Внизу по реке есть широкая запруда,
Где брёвна отлавливают и плоты,
Река там пошире. Для барж и для катера
Вполне достаточно глубины.

Устроили здесь перевалку леса.
Гружёные баржи уходят туда,
Где лес разделывают на доски,
Из которых строят дома.

Этот маршрут мы потом узнали,
Когда успели семьёй обрасти.
Мне двадцать пять минуло как повстречались
Я с Настей, решив дальше вместе идти.

В посёлке много молодёжи стало,
Детишки успели уже подрасти,
А народу всё прибывало,
Трудней работу было найти.

Что там в центре творилось не знаем,
У нас ни радио , ни газет.
Только те, что к нам прибывали,
На наши вопросы давали ответ.

Поняли мы, что власть укрепилась,
А с хозяйством у Власти проблемы есть.
Кулаков всех порасстреляли,
А торгашей вдруг стало не счесть.

НЭП называется эта политика,
А непманом прозывется сам торгаш.
Как сыр в масле купаются, богаты и сытенки.
И Власть к ним терпима. Им и в морду не дашь.

Живут они под защитой закона.
За что же боролись? Раз богаты они?
Почему ж мы лишились родного дома?
Почему до сих пор не возвращены?

- Да и Вас за что же, родимые,
В наши колонии упекли?
Почему они с властью, а вы - гонимые
Должны в нищете доживать свои дни?

- Вот потому мы сюда и попали.
Надо было быть поумней.
Мы - то у Власти правду искали.
Да поздно поняли - черти с ней.

Как жизнь повернётся, мы все не обучены.
Что завтра? Не знаем. Помним - вчера.
Мы не обучены. Мы приручены,
Чтобы не дай Бог, не накликать Зла.

Кому-то удобно, что молчим мы в тряпочку.
Кому- то живётся от этого всласть.
Кто-то по жизни крадётся, как в тапочках,
А кто-то марширует громко во Власть.

Власть - это деньги. У власти - оружие.
Власть управляет твоею судьбой.
Власть увлечёт идеями нужными
Ей. Создаст гимны, а ты их - пой.

«Мы смело в бой пойдём за власть Советов.
И как один умрём в борьбе за это»

Но раз за Власть ты не помер ещё,
Значит, что -то ещё не доделал.

Или в бой за неё ты вообще не ходил,
Или делал это очень не смело.

Судьба, если понял ты, сверху дана.
Обернётся любой стороною.
Ворвалась в нашу глушь одним словом: Война.
Разнарядка пришла и за мною.

Фашистские танки рвутся к Москве.
Смоленск в их руках оказался.
Ригу, Минск, Киев отдали уже.
Ленинград окружён, но не сдался.

Ну, если нас забирают на фронт,
Значит войну мы просрали.
Это и «враг народа» поймёт.
Чего же мы столько лет ждали?

Впервые винтовки держим в руках
Пока что ещё без патронов.
Как разбирать, собирать , стрелять
Учит мужик нас в погонах.

Потом научат и их различать
От ефрейтора до генерала.
Это надо запоминать,
Иначе покажется мало.

Многое надо запоминать
И самую важную суть:
Только вперед! Врага - убивать!
И не дай Бог назад повернуть.

Вы должны помнить добавил он,
Что пока Вы - особый народ,
Построят из Вас штрафной батальон,
Но всех воевавших прощение ждёт.

Очень смешно звучало для нас,
Кто же для нас враги?
Об этом можно подумать не раз,
Но об этом сказать не моги.

Потом полигон и стрельбы на нём,
Рытьё окопов, траншей,
Рукопашный бой и известный приём
В штыковом по команде: «бей!»

Связки гранат учили бросать,
Танки - главная цель.
«Москву мы , ребята, должны отстоять
И вы готовы теперь».

Назавтра сгрузились. Поляны в снегу
«Вот здесь оборону держать.
Копайте траншею, окоп , чтоб врагу
Вас танками не достать.

В окопе главное - глубина.
Танк может пройти над тобой,
А ты ему в задник связку гранат.
Горит? Значит, этот - твой.

Два, три окопа лучше копать
На удаленьи таком,
Чтоб в танк с двух сторон можно было бросать.
Себя уберечь притом.

Всё по теории это так,
Но мне сразу не повезло.
Танка снаряд накрыл меня
И я не дождался его.

Что было - не видел, не видел бой.
Когда же глаза открыл,
Медсестру увидел рядом с собой
И «что со мною?» - спросил.

- Очнулись? - она задержала ответ,
Не зная, что дальше сказать.
- Снаряд раздробил Вам обе ноги.
Их обе пришлось отнять.

Ни слова не смог я произнести
«Лучше убило б совсем.
Кому такой нужен? Куда идти?»
Наркоз отходил между тем.

-Сестричка, родная, сделай укол,
Чтоб я больше в себя не пришёл.
Я - «враг народа», я очень опасен,
Я из семьи ушёл.

- Вас нашли на поле сражения,
Москву защищая в бою.
Я точно знаю, что есть Положение.
Вы с честью вернётесь в семью».

- Но как же без ног? Быть такою обузой
Для женщины молодой?
- Уж много таких. Живут и с протезами.
Зато в доме - муж, не чужой.

Я взял себя в руки, поверил сестричке
И к Насте вернулся домой.
Она меня встретила просто отлично.
В душе воцарился покой.

Клеймо «враг народа» с семьи нашей сняли.
Я стал на протезах неплохо ходить.
Уехали в Крым, где комнату сняли,
А позже смогли домик этот купить.

Двухтысячный год мы с ней в Крыме встречаем.
Разве думали, что доживём?
Уж взрослые внуки у нас, и мы знаем,
Что к старшему скоро на свадьбу пойдём".

Я рассказать бы больше мог,

Но для чего? Зачем?

Кому я нужен был без ног?

Беспомощный совсем.

Я вынес для себя урок.

Безбожник, атеист,

Хотел, возможно бы и смог,

Писать, как журналист.

Была заветная мечта:

За батю отомстить,

Найти, стрелявшего в отца,

Его жизнь проследить.

Но обожгла вдруг мысль меня

А мой отец - святой?

Ведь он не мог прожить и дня

Без пистолета с кобурой.

Не зря же он его носил.

Обязан был стрелять,

И, если кто - то доносил,

Он ехал выяснять.

И что я знаю про него?

Он, что?  Не убивал?

Да, если  б  было  это так

Кто б в органах  держал?

Он только раз промашку дал -

Соседа пожалел,

И вместо благодарности - финал,

Которого предвидеть не сумел.

Не для одной он, может быть, семьи

Убийцем пролетарским был,

Но верил в убеждения свои,

И, не терзая совесть, жил.

Чем он лучше того,  кто убил и его?

Оба - жертвы  этой идеи:

«Весь мир насилья мы разрушим ...»

И что в результате   имеем?

Мы народ убивали свой, не щадя,

Честь и доблесть изгнав за границу,

Трудолюбивых сгноили в концлагерях,

Тех, кем раньше могли бы гордиться.

Голод, болезни косили народ.

С трудом выживала Россия

С призывом: За Сталина! Только - вперёд!

С репрессиями, как стихия.

Директивы из Центра идут:

«Врагов ищите повсюду,

Пока они нас не предадут,

Как Иисуса Христа Иуда».

Казалось, народа уж больше и нет,

Кругом - лишь «враги народа»,

И КГБ ищет всюду врагов этих след,

Среди продажного сброда.

Безотчётный страх царит над страной

В ожиданье расправы жестокой.

«Чёрный ворон» за кем- то приехал. Увёз.

И осталась семья одинокой.

Люди почти перестали шутить,

Лишнее слово сказать.

Прежде, чем просто в сортир пойти,

Газету надобно перечитать.

Чтоб не подтереться газетной статьёй,

Где хоть слово есть о вожде.

Не доглядел? Рискуешь семьёй.

Кто - то донёс, и семья - в беде.

Доносчики есть даже среди своих

Донесут на отца и на мать,

Коль захотят остаться в живых,

За виновных не отвечать.

Подумать страшно, сколько людей

Сгноили в концлагерях.

«Мы наш, мы новый мир» построили

На человеческих костях.

И оказалось, что Союз наш не прочен,

Не построили мы коммунизм.

Сама идея оказалась порочной.

Нерушимый союз развалился. Бог с ним.

Жалко людей, что в идею поверили.

Но думаю я, что идея б сбылась,

Если бы власть не вОрам доверили,

Что больше думали, где бы украсть.

Союз развалили, богатства разграбили

Достояние народное разнесли.

В общем, мир честной позабавили,

А теперь хотят виноватых найти.

Вот и тоскует народ по Сталину,

Чтобы пришёл и порядок навёл,

Позабыв, что «врагов народа»

Именно Сталин и изобрёл.

Что народа - то и не осталось.

Те, что были - изведены.

А те, что нынче в живых остались,

Они - не народ уж. Они - рабы.

Они не хотят за идеи бороться.

Да и идеи им не нужны.

Им власть безразлична. Их бы не трогала.

Главное, чтоб не было войны.

Предвижу массу возражений,

Что весь народ в рабы зачёл.

Чего там возражений? Возмущений.

Но, извините. Лучше слова не нашёл.

Конечно, не всем суждено быть вождями

Кто-то счастье в работе нашёл,

Честно трудился, богат друзьями,

Создал семью, детей произвёл.

Да мало ли радостей, кроме политики?

Кто-то заметил: политика - грязь.

Но даже, если мы сами не нытики,

Все же хотим, чтоб мечта сбылась.

А, если хотим, то нельзя чтоб во власти,

Воры сидели, правя страной.

Ты не можешь быть гражданином отчасти,

Если вор управляет твоей судьбой.